— Флот прибыл как-то слишком скоро… Сдается мне, корабли отчалили еще до изгнания Конфаса.
Тройатти нахмурился.
— Думаешь, они не собирались забирать Конфаса, а привезли ему подкрепление?
— Подумай о Кийуте… Император отправил с Икуреем только часть имперской армии. Почему? Обороняться от моих сородичей, которые уже уничтожены? Нет. Он не случайно приберег силы.
Капитан кивнул, и в глазах его сверкнуло внезапное понимание.
— Охраняй Конфаса, Тройатти. Если придется пролить кровь — не останавливайся.
Передав приказы Санумнису и Тирнему, Найюр с несколькими хемскильварами направился к Большой пристани. Она представляла собой береговую террасу из камня и гальки, охватывающую деревянные пирсы как вал — каменные стены. Под сандалиями хрустели ракушки. Люди скюльвенда развернулись цепью, оттесняя энатейских зевак, по большей части рыбаков, устроившихся на свободных причалах. Присутствие Найюра гарантировало, что все пройдет без инцидентов. Высохшие сети оттаскивали в сторону. Сараи ломали.
В воздух воняло сыростью и тухлой рыбой. Прикрыв глаза от солнца рукой, Найюр смотрел, как несколько лодок идут из гавани к передней нансурской каракке. Они были похожи на перевернутых жуков, дружно шлепающих лапками по воде. Красногорлые чайки парили в небе с пронзительными криками. Как называл их Тирнем? Ах да, гопасы…
Он смотрел, как все больше лодок подходит к кораблям.
Вскоре подъехал Санумнис в боевых доспехах, сопровождаемый туньерским вождем по имени Скайварра. Туньер прибыл три дня назад вместе с тремя сотнями сородичей, Людьми Бивня. Как объяснил Санумнис, его отплытие задержало сочетание эумаранского вина и поноса. Вождь был крепкий светловолосый мужчина, рябой и отчаянный, как большинство его соотечественников. Ни одного диалекта шейского он не знал, но, как и Санумнис, умел кое-как говорить на ломаном тидонском, и Найюр мог с ним разговаривать. Похоже, Скайварра был недавно обращенным пиратом, а потому питал давнюю злость к нансурцам и их благочестивому флоту. Он согласился задержаться еще на денек.
Во время разговора появился посланец от Тройатти. Имианакеа, Баксатаса и Ареамантераса сейчас сопровождали к гавани, но Конфаса нигде не могли отыскать. Предполагали, что прошлой ночью он был жестоко избит, и Сомпас повел его в город к лекарю.
Найюр выдержал подозрительный взгляд Санумниса.
— Закрыть ворота! — приказал он. — Людей на стены… Если что-то случится — город твой, согласно приказу Воина-Пророка.
Барон поморщился под его упорным взором, затем кивнул. Когда они со Скайваррой ушли, Найюр снова повернулся к солнечному свету. Первая из лодок возвращалась. Она шла между башнями у входа в гавань над цепью, опущенной в воду. Солнце уже поднялось достаточно высоко, чтобы различить алые паруса корабля, поднятые на черных мачтах.
Тирнем и его свита прибыли за несколько мгновений до того, как люди Тройатти повели нансурских офицеров к береговой террасе. Найюр велел своим людям встать вдоль пристани.
— Если все в порядке, — сказал он, — начинайте погрузку.
— Если все в порядке? — не скрывая тревоги, переспросил барон.
Недоброе предчувствие прямо-таки висело в воздухе.
Найюр отвернулся и жестом приказал хемскильварам подвести пленных к краю причала. Руки их были связаны за спиной — значит, они сопротивлялись.
Нансурских генералов тычками гнали к причалу. Найюр гневно посмотрел на них.
— Молитесь, чтобы корабли были пусты.
— Пес! — рявкнул старый Баксатас — Что ты знаешь о молитвах!
— Побольше, чем ваш экзальт-генерал. На мгновение повисло молчание.
— Мы знаем, что ты сделал, — не без некоторой опаски произнес Ареамантерас.
Нахмурившись, Найюр подошел к нему и остановился только тогда, когда генерала полностью накрыла его огромная тень.
— А что я сделал? — спросил он странно звучавшим голосом. — Я проснулся и всюду увидел кровь… кровь и дерьмо.
Ареамантераса трясло. Он открыл рот, но губы его дрожали.
— Проклятая свинья! — крикнул Баксатас, стоявший по правую руку от него. — Скюльвендская свинья! — Несмотря на бешенство, в его глазах читался страх.
Над ними ныряли в воздухе и кричали гопасы.
— Где он? — спросил Найюр. — Где Икурей?
Никто не сказал ни слова, и только старый Баксатас осмелился не отвести глаза. В какой-то момент он готов был плюнуть Найюру в лицо, но, похоже, передумал.
Найюр отвернулся и посмотрел на ближайшую лодку. Глянул в черную воду у края причала, посмотрел, как она плещется о сваи. Увидел ветку, торчавшую из темноты. Ее раздвоенный конец качался над самой поверхностью воды, как пальцы, окаймленные пеной.
Лодочник крикнул, что корабли пусты.
К полудню все карраки и эскорт из боевых галер были проведены в гавань. Найюр держал ворота закрытыми, не желая ничем рисковать, пока Конфас не будет у него в руках. Он приказал Тирнему и его людям вместе с Тройатти прочесать город.
Адмирал нансурского флота по имени Таремпас объяснил, что с ветром им повезло, и плавание по Трем Морям прошло благополучно. Он больше волновался о возвращении — по крайней мере, так он говорил. Он был нервным невысоким человеком и, судя по бегающим глазкам, интересовался скорее окружающей обстановкой, чем своим собеседником. Он как будто все оценивал.
Незадолго до этого солдаты в полевом лагере подняли шум, прознав о раннем прибытии флота. Когда наступил полдень, а им все еще официально ничего не сообщили, они начали протестовать. Несколько раз по пути через город Найюр слышал их: пронзительные выкрики и громогласные одобрительные вопли. Этого можно было ожидать от людей, соскучившихся по дому, да еще после трех недель лагеря.