Все старались не набить себе синяков на коленях — постоянная проблема при трапезе за этими кианскими столами. Найюр расположился во главе стола, Конфас рядом справа, за ним генерал Сомпас, командующий кидрухилями, затем генерал Ареамантерас, командир Насуеретской колонны, генерал Баксатас, командир Селиалской колонны, и в конце генерал Имианакс, командир кепалоранских копейщиков. Слева от Найюра сел барон Санумнис, за ним барон Тирнем, затем Тройатти, капитан хемскильваров. В полумраке вокруг стола толпились рабы, наполняя чаши вином и убирая использованные тарелки. У входа стояли два конрийских рыцаря в боевых доспехах с опущенными серебряными забралами.
— Сомпас говорит, что на террасе у твоих покоев видели огни, — заметил Конфас. Говорил он бесцеремонно, с подковыркой, словно хитрый родственник. — Что это было? — Он глянул на Сомпаса. — Четыре-пять дней назад.
— В ночь дождя, — ответил генерал, не поднимая взора от тарелки.
Сомпас явно хотел сосредоточиться на еде, не одобряя дерзкую манеру своего экзальт-генерала или весь этот ужин с тюремщиком-скюльвендом. Возможно, и то и другое, подумал Найюр, и еще много чего.
Конфас не сводил с него глаз, подчеркнуто ожидая ответа. Найюр выдержал его взгляд, обгрыз куриную ножку, показав зубы, и снова стал смотреть в тарелку. Он давно не ел курятины.
Скюльвенд отхлебнул неразбавленного вина, поглядывая на экзальт-генерала. Вокруг левого глаза Конфаса еще виднелась припухлость. Как и его офицеры, он был в официальном мундире: туника из черного шелка, вышитая серебром, а поверх нее кираса с кованым изображением соколов вокруг бесцветного Императорского Солнца. Он умудрился протащить через пустыню свои наряды, подумал Найюр, и это много о нем говорит.
Каждый раз, закрывая глаза, Найюр видел потеки крови на стенах.
Он призвал сюда Конфаса и его генералов якобы для обсуждения прибытия кораблей и последующей погрузки колонн. Дважды он задавал вопросы и слышал неопределенные ответы этого негодяя. На самом деле его не интересовали корабли.
…Необычные огни, — продолжал Конфас, все еще глядя на скюльвенда в ожидании ответа.
Очевидный отказ Найюра говорить об этом действия не возымел. Людей вроде Икурея Конфаса, как понял вождь утемотов, смутить невозможно.
Однако их можно напугать.
Найюр сделал еще один большой глоток, пока глаза Конфаса следили за его чашей. В их взгляде была проницательность, оценка потенциальной слабости, но и тревога. Происшествие с колдуном испугало его. Найюр знал, что так оно и будет.
Интересно, подумал он, дунианин так же себя чувствует?
— Я хочу, — произнес Найюр, — поговорить о Кийуте. Конфас сделал вид, будто поглощен поданным блюдом. Он ел с манерностью высшей знати Нансура — двумя вилочками, поднося каждый кусочек ко рту так, словно высматривал, нет ли в нем иголок. В нынешних условиях он, возможно, и правда этого опасался. Когда он поднял голову, веки его глаз были опущены, но радость скрыть трудно. С момента прибытия сюда его не отпускало какое-то… возбуждение.
«Он что-то затевает. Он считает, будто я уже обречен».
Экзальт-генерал пожал плечами.
— И что ты хочешь услышать о Кийуте?
— Мне вот что любопытно… Что бы ты делал, если бы Ксуннурит не напал на тебя?
Конфас улыбнулся, как человек, который с самого начала понимал, к чему клонит собеседник.
— У Ксуннурита не было выбора, — ответил он. — В том и состоял мой план.
— Не понимаю, — сказал Тирнем, и изо рта у него при этом выпал кусок утятины.
— Экзальт-генерал учел все, — объяснил Сомпас с солдатской уверенностью. — Время года и потребности. Гордость наших врагов. То, что вынудит их напасть на нас. И прежде всего их надменность…
Сомпас бросил на Найюра быстрый взгляд, одновременно ядовитый и тревожный.
Из всех присутствующих генералов этот Биакси Сомпас больше всего озадачивал Найюра. Биакси традиционно соперничали с Икуреями, но этот человек постоянно лизал Конфасу задницу.
— Скюльвенды отвергают мужеложство! — с сильным акцентом вскричал генерал Имианакс — Считают его самым страшным оскорблением. — При этих словах он возвел очи к потолку, а потом глумливо уставился на Найюра. — Поэтому экзальт-генерал приказал публично изнасиловать всех наших пленников.
Сомпас побледнел, а Баксатас нахмурился, глядя на этого сварливого норсирайского дурака. Ареамантерас фыркнул от смеха прямо в чашу с вином, но не осмелился поднять взгляд от стола. Санумнис и Тирнем украдкой посмотрели на командира.
— Да, — беспечно ответил Конфас, орудуя вилочками. — Так я и сделал.
Долгое время никто не осмеливался произнести ни слова. Найюр с непроницаемым лицом наблюдал, как экзальт-генерал жует.
— Война, — продолжал Конфас, словно они вели непринужденную беседу. Он сделал паузу, чтобы проглотить кусочек. — Война — это как бенджука. Правила зависят от того, какой ты делаешь ход, не больше и не меньше…
Найюр не дал ему договорить. Он сказал:
— Война — это интеллект.
Конфас закончил есть и аккуратно отложил серебряные вилочки.
Найюр отодвинул свою тарелку.
— Тебе интересно, где я это услышал?
Конфас поджал губы и покачал головой. Промокнул подбородок салфеткой.
— Нет… ты был там. В тот день, когда я объяснял Мартему свою тактику. Ты ведь там был, да? Среди павших.
— Был.
Конфас кивнул, словно его тайное предположение подтвердилось.
— Мне вот что любопытно… Ведь мы с Мартемом были одни. — Он многозначительно посмотрел на Найюра. — Без свиты.