Падение Святого города - Страница 133

133

Люди рыдали от благоговения и ненависти. И казалось, что сам Единый Бог слышит их…

Перед ними протянулся Скилурский акведук, прямой линией уходящий от города к горизонту. Длинный ряд уцелевших и полностью обвалившихся арок. Айнрити столпились между обрушенными сваями и грудами щебня, окружили основание стеной щитов и отчаянных воинов. Расстояние сокращалось. Время распалось на мельчайшие мгновения. Какой-то миг песня звучала на фоне слитного шума боя…

Грядущее восславим!

Затем мир взорвался.

Ломались копья. Трещали щиты. Лошади пугались и пятились или проталкивались вперед. Люди кололи и рубили. Боевой клич и песня угасли, вместо них к небу поднимались вопли. С высот акведука айнритийские лучники непрерывно осыпали врагов стрелами. Другие воины отламывали камни и сбрасывали их на врага. То и дело язычники прорывались на дальней стороне, где их встречали тидонцы и айнонские рыцари. По всему фронту лилась кровь и шла рукопашная битва.

— Даже дуниане, — говорил Моэнгхус, — не до конца избавились от слабостей. Даже у меня они есть. Даже у тебя, сын мой.

Намек был ясен: «Испытания сломали тебя».

Это ли случилось под черными ветвями Умиаки? Келлхус помнил, как его сняли с тела Серве, как забинтовали руки льняными повязками. Он помнил, как жмурился от солнечного света, пробивавшегося сквозь листву. Он помнил, как шел, восставший из смерти, и видел тысячи Людей Бивня: они плакали от изумления, облегчения и восторга, от благоговения…

— Есть нечто большее, отец. Ты должен знать. Ты — кишаурим. Он помнил голос.

ЧТО ТЫ ВИДИШЬ?

Его слепой отец, казалось, внимательно рассматривал его.

— Ты говоришь о видениях, о голосе из ниоткуда. Но скажи мне, где твои доказательства? Почему ты считаешь, что это не безумие?

СКАЖИ МНЕ.

Доказательства? Какие у него есть доказательства? При настоящем наказании душа закрывается. Он видел это столько раз, в стольких глазах… Так почему же он так уверен?

— Но на равнине Менгедды, — сказал он, — шрайские рыцари… То, что я предрек, свершилось.

Для рожденного в мире эти слова прозвучали бы невыразительно, без тревоги и смущения. Но для дунианина… «Пусть думает, что я дрогнул».

— Счастливое стечение обстоятельств, — ответил Моэнгхус, — и ничего более. Прошлое определяет будущее. Как иначе ты достиг бы того, чего достиг?

Он был прав. Пророчества могло и не быть. Если конец определяет начало, если то, что приходит после, управляет тем, что происходит до, как ему удалось управлять столькими душами? И как Тысячекратная Мысль подчинила себе Три Моря? Принцип причины и следствия просто обязан быть верным, если его допущения дают на это право…

Отец должен быть прав.

Но что тогда означает эта уверенность, эта несгибаемая убежденность в том, что отец не прав? «Я безумен?»

— Дуниане, — продолжал Моэнгхус, — считают мир замкнутым. Они полагают, что все земное находится здесь, и тут они сильно ошибаются. Этот мир открыт, наши души стоят по обе стороны границы. Но то, что лежит по Ту сторону, Келлхус, есть лишь искаженное отображение того, что внутри. Я посвятил изысканиям почти столько же времени, сколько ты успел прожить, и не нашел ничего, что противоречило бы этому принципу. Люди не могут видеть из-за врожденной неспособности. Они слышат только то, что подтверждает их страхи и желания, а все остальное отвергают или не замечают. Они привязаны к доказательствам. Одни события поражают их, другие они пропускают. Сын мой, многие годы я наблюдал. Я подсчитывал, и мир не давал мне форы. Он абсолютно безразличен к людским страстям. Бог спит… Так было всегда. Только наше стремление к Абсолюту может пробудить Его. Значение. Цель. Эти слова не означают чего-то данного нам. Нет, они означают нашу задачу.

Келлхус стоял неподвижно.

— Оставь свою убежденность — говорил Моэнгхус — Ибо ощущение уверенности обозначает истину не более, чем ощущение воли — свободу. Обманутый человек всегда чувствует себя уверенным, как люди всегда считают себя свободными. Это говорит лишь о том, как можно заблуждаться.

Келлхус посмотрел на ореол вокруг своих рук, удивился тому, что этот свет не освещает и не отбрасывает тени… Свет самообмана.

— Но мы, сын мой, не можем позволить себе роскошь ошибаться. Пустота… пустота пришла в мир. Она упала с небес тысячи лет назад. Дважды она поднималась из пепла своего падения. То, что было в первый раз, Завет называет куно-инхоройскими войнами, второй раз — Первым Армагеддоном. И она готова подняться в третий раз.

— Да, — прошептал Келлхус — Он говорит мне то же самое. ЧТО Я ЕСТЬ?

— He-бог? — спросил Моэнгхус. Келлхус немедленно замолк. Будь у отца глаза, думал он, взгляд их должен был останавливаться и расплываться, когда возникало и уходило вглубь понимание. — Тогда ты и правда безумен.

Крики. Отовсюду крики. Нисходят из ослепительного, мерцающего солнечного света.

— Император! Бог Людей!

Его люди… его славные воины пришли спасти его.

— Он мертв! Нет-нет-нет!

— Сейен сладчайший, наши молитвы услышаны!

— Это подстрекательство! Я тебя…

— Что? Думаешь, я ценю собственную шкуру выше моего…

— Он прав! Мы все это знаем. Мы всегда думали…

— Тогда ты предатель!

— Да? А этот безумец? Какой же дурак продаст душу за чернила и…

— Именно! Да лучше пусть меня повесят, чем я стану драться за фанимских свиней!

— Он прав! Он прав!..

— Смотрите! — крикнул кто-то прямо над ним. — Он шевелится!

133